Феликс мерил шагами свою спальню. Каждый раз, проходя мимо зеркала, он не забывал в него посмотреться и поправить причёску - не позволяла ему гордость показываться растрёпанным перед Пруссией, который уже неделю отбывал свой законный срок у него дома. Польша бы с радостью предпочёл лица его не видеть, но договор 1947 года, Силезия... Куда он без неё?
"Немчура хренова, блин. Ваще, всё командует, всё командует, типа тут его дом... чё я ему, типа мальчик на побегушках, типа шестёрка, шоль? Прошли те времена, ёпт. Ещё пендовкой называет, блин... да эт, кто он такой? Я ж чуть чё - этому бомжу ваще тотально напомню и 1831-й, и 1863-ий... Только вот братан у него сильно крутой, да и Силезия мне самому тотально треба. Ну, ничего: если будет понты гнать по типу - автономную республику Пруссия давай, я ему так скажу - ты мне накатай по-бырому бумажку за подписью Америки, ты ж типа суперски это умеешь. Не, ну а чё, система ПРО на границе с Россией мне тоже треба. Только вот пан Джонс-то за это ваще-то тотально не похвалят, ну и хрен бы с ним. Я сплетни-то пособирал и очков себе набью шо ваще - узнают они, типа, чё там мои родственнички у пана Джонса за спиной-то говорят и с кем типа кентуются..."
Строя наполеоновские планы по тому, как поставить на место зарвавшегося "немчуру", который по старой привычке использовал его как прислугу, при этом завоевать себе уважение в глазах Альфреда и обеспечить защиту от России, Феликс не заметил, как начал говорить вслух и довольно громко. Его амбиции дошли уже до раздела Европы между ним и Литвой и чисто польского убийства Ивана Брагинского, когда послышался крик Пруссии...

Польше захотелось незамедлительно забиться в угол, сделать милое невинное личико и начать выть по поводу того, что он не так всё понял. Все планы мгновенно улетучились из головы. Однако, оказалось, что возмущение Пруссии относится вовсе не к его так неосторожно высказанным вслух амбициям, а к безобидной розовой подушечке в виде пони. Когда он стал тыкать её в лицо хозяина (да, хозяина!) дома, Феликс решил: "Да чё я типа оправдываться-то буду? Взрослый мужик - и типа его моя подушечка бесит, истерику устроил. Чмо бомжацкое, ёпт! Типа его художественные вкусы дёргает, блин. Да это реально моя хата, ёпт, и вообще диз подушки из тотально последнего номера "Elle Girl". Мы этой... толерантностью к гастарбайтерам тут ваще-то не страдаем"
Он набрался храбрости и выпалил, выпрямившись и глядя прямо в глаза раздражительному жильцу:
- Э, слышь - на понт меня брать не надо тут, ага? Ты в моде не сечёшь ни фига, блин, а истеришь. Чё, думаешь, я те тут малолеточка затрюханный? Чё, задрожу при виде Великого Тебя, типа да? Ты мне тотально должен три больших спасибо - одно за то, шо я бывшего, блин, угнетателя у себя дома терплю реально за бесплатно, второе за то, шо я тебя ваще даже пол подмести не заставляю, ёпт, а третье - за то, шо такого бомжа модным тенденциям учу!
Откровенно говоря, Лукашевич, конечно, терпел у себя дома самого сурового из своих бывших начальников, не задаром, и учить его "модным тенденциям" не собирался. Подушку он забыл в его комнате, когда развлекался там с Гильбертовой консолью для видеоигр - вернее, консоль обычно принадлежала Феликсу, но, так как он никогда не был геймером, то сплавил её пруссаку без права выносить из дому. Просто чтобы он больше сидел у себя в комнате и не показывался ему на глаза. Однако, чужое всегда манит людей больше своего, особенно если это бывшее своё - и прошлым вечером Польша дождался, пока жилец уйдёт, отрыл среди военных стратегий и кровавых файтингов любимую "Симс 3" и заигрался так, что, когда Гильберт пришёл, он убегал к себе уже в кататоническом состоянии и забыл свою любимую подушку.
- Ты чё машешь-то, как флагом? Ты ваще знаешь, из чего у неё глаза? Это ж кристаллы "Сваровски", я за эту подушку, прикинь, 50 евро отдал, а ты национальную драгоценность портишь, гитлер-капут долбаный!
Феликс решил прикидываться веником и отвечать истерикой на истерику до победного конца. На самом деле, ему просто очень нужно было выплеснуть эмоции, а "игра под дурачка" служила бы потом отходным манёвром. Правда, с "гитлер-капутом" он дал маху - за это предъявят такой счёт, что отсылкой к хорошей актёрской игре не отделаешься...

Расплата за неосторожно брошенное оскорбление последовала сразу же. Феликс понял, что сейчас надо по-быстрому отвертеться. У него всегда было так - сначала он говорил всё, что думал, а потом становилось либо мучительно стыдно, либо мучительно больно. И если раньше, лет так 200 назад, Пруссия точно надавал бы ему розог, то сейчас перспектива была неясна. Неясность эта внушала смелость, но, с другой стороны, оставалась вероятность, что сейчас будут бить.
"И возможно, ногами," - мысленно добавил парень и сказал, стараясь, чтобы голос звучал вежливо, но не подхалимски:
- Э, начальник, ну ты того, извини. Ну заистерил, ну ляпнул, не подумавши. Чё, типа сразу надо так же отвечать? И я не то что тебя уж совсем видеть не хочу. Ну, хошь, сделаю Силезию автономной республикой Пруссия? Через лет двадцать, глядишь - тотальная независимость!
"Не, так он сразу тотально зубами вцепится. Пол-Силезии, и я думаю, народ не против переименовки будет. И под условием - типа напиши мне пару бумажек"
- Ну, половину. Ты только того, типа подделай договор о размещении дополнительной... этой... системы ПРО, на границе с Россией. Мне пан Джонс давать не хотят, в смысле, разрешение, говорят - мало от меня пользы. А ракеты мы типа сами тут построим... как-нибудь, на субсидии... Ты ж знаешь, Брагинский, он тотально чокнутый, чё угодно сделать могёт. И ты ещё того, сделай хорошее, наваляй мне письмо до Австрии - типа с требованиями извинений и этой, компенсации. Он богатый капец, этот лох мороженый, а пользы тотально с него никакой, пусть хоть за раздел-то извинится. - Польша применил один из давно усвоенных приёмов косвенной лести - обругать врагов своего собеседника. Чтобы не давать Гильберту почвы для подозрений в том, что компенсации потребуют и с него, он перешёл к подхалимскому манёвру:
- Чё, Пруссия, ты на меня типа так не гляди - тогда б тебе больше досталось, если б этот ботан не влез! Я с тебя ничего не возьму, ты мне выложил уже за Вторую Мировую столько, что и то дело тотально покроет.
"Да, конечно, не возьму, блин. Ты у меня на коленях ползать будешь, и никакие братаны типа не помогут. Я и с Германии тотально за всё хорошее выклянчу столько, что он с голоду сдохнет, ёпт, как я подыхал!" - яростно думал Лукашевич. Основным его недостатком всегда было то, что он  не умел вовремя останавливаться в своих претензиях, и победы, даже самые мелкие, вроде той, что он сумел развести Пруссию на этот разговор, делали его самонадеянным до крайности - следствие несколько заниженной в прошлом самооценки.
То, на что он пошёл сейчас, можно было бы назвать безумием. Но Польше уже надоело трястись в отстающих членах НАТО, надоело ждать подачек от Америки, надело кормиться требованиями компенсаций и мелким мошенничеством. И он знал - в политике, как в шахматах, надо иногда идти на уступки. Литва сказал бы: "Жертвуя пешку - берёшь ладью. Жертвуя ладью - возьмёшь короля". Сейчас Польша хотел пожертвовать только пешку...

Феликс понял, что несколько просчитался. Пруссия всё-таки оставался собою - гордым, суровым... "Великим. И как не крути, это тотально так," - признал он. Однако, насчёт "нищенских прав" Пруссия глубоко ошибался. Сам Польша считал их вполне обширными, да и ему самому стало бы легче, если бы он дал их жильцу. У Байльшмидта не было не то что польского гражданства - регистрации, даже временной, и из-за него Феликса уже вызывали в миграционную службу по поводу укрывательства нелегала. "Бюрократия, блин... ваще обалдели уже, я их народный дух, в конце-то концов! Я с президентом общаюсь тотально непосредственно!" - так думал он, когда с ним обращались, как с обычным человеком. А если бы он дал Пруссии автономию, кое-какие органы перестали бы так с ним обращаться.
- Слышь, начальник, ты хоть в курсах, чё это значит - автономия типа под твоим именем? Это типа вот чё значит: у тя второе гражданство - раз, регистрация во Вроцлаве постоянная - два, варшавская регистрация временная - три, и жилплощадь на тебя записанная - четыре! – объяснил поляк. Чтобы не давать повода к недопониманию, он добавил: - У меня там трёшка в новостройке, я её типа на тебя перепишу, и всё тип-топ. Ты её типа того, сдавать сможешь, или чё… лавэ тотально классно с этого дела капают.
Конечно, Феликс понимал, что этим Гильберта соблазнить будет трудно. Во многом он до сих пор остался в начале двадцатого века, недооценивая современную бюрократию, квартирный вопрос и прочие вещи в таком духе – следовательно, он недооценил бы и усилия Феликса. Впрочем, зная, что Пруссия ценит исключительно самого себя и своего брата, Польша особенно не обольщался. Но ведь он же стал слушать, перешёл на конструктивный разговор, пусть и на крайне повышенных тонах, отбросил маньячество; значит, что-то его в этом предложении всё же заинтересовало? Конечно, оно давило на его гордость, но и положение Байльшмидта было откровенно ужасным – в таком состоянии, как полагал поляк, можно согласиться на что угодно, лишь бы доводы были хороши.
«У всех разные девизы по жизни, глубокомысленные все такие, парадоксальные, ещё какие. Австрия вон раньше какую-то пафосную фразу по-латыни даже себе выбрал, с десятью смыслами. А у меня типа два слова – прикидывайся веником» - подумал Польша. Последнее время ему часто приходилось напоминать себе об этих двух словах. Дворовых дурачков всерьёз никто воспринимать не будет, не будет надеяться на сплетённые пальцы и вздёрнутые брови, тонкие холодные улыбки и взгляд по безумной траектории – чтобы обмануть, не отводя глаз заметно. А это даёт фору в обдумывании каждого следующего шага, каждой следующей фразы. Раньше Феликс вставлял в свою речь слова-паразиты и говорил с манерной растяжкой, чтобы выиграть время – теперь уже просто привык, въелось оно. Да и «прикидываться веником» ой как помогало…